Осень погасло дневное светило

Содержание

Александр Пушкин — Погасло дневное светило: Стих
Анализ стихотворения «Погасло дневное светило» Пушкина
Александр Сергеевич Пушкин Погасло дневное светило
Другие статьи в литературном дневнике:
Погасло дневное светило
Другие статьи в литературном дневнике:

Александр Пушкин — Погасло дневное светило: Стих

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный…
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман…
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений,
Которым без любви я жертвовал собой,
Покоем, славою, свободой и душой,
И вы забыты мной, изменницы младые,
Подруги тайные моей весны златыя,
И вы забыты мной… Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви, ничто не излечило…
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

Анализ стихотворения «Погасло дневное светило» Пушкина

В 1820 г. за свои вольнолюбивые стихотворения А. С. Пушкин был отправлен в южную ссылку. Этот период стал совершенно особенным в творчестве поэта. Неизвестные ему картины южной природы причудливым образом переплелись с собственными раздумьями и переживаниями. Пушкин сообщал брату, что написал стихотворение «Погасло дневное светило», находясь на корабле, направлявшемся из Феодосии в Гурзуф (август 1820 г.).

Пушкин был очарован впечатляющим видом безбрежного ночного моря. Но чувствовал он себя далеко не радостно, что сказывалось на его настроении («угрюмый океан»). Поэт совершенно не представлял, что ждет его впереди. Ссылка была бессрочная, поэтому он должен был привыкнуть к незнакомому месту. Пушкин «с волненьем и тоской» вспоминает «волшебные края», которые он был вынужден покинуть. Эти воспоминания вызывают у него слезы и тоску. В душе проносятся образы давно прошедшей любви, прежние надежды и желания.

Поэт покоряется тому, что его насильно увозят «к пределам дальним». Эту покорность символизирует «послушное ветрило». «Грозная прихоть… морей» аллегорически указывает на царскую власть и подчеркивает ее непреодолимую силу. Даже природа не может противостоять тирании. А сам поэт в огромном море – всего лишь песчинка, не заслуживающая внимания. Автор сам призывает корабль не возвращаться к «брегам печальным» своей Родины, так как с ней связаны только печальные воспоминания о «потерянной младости».

Пушкин даже рад своему изгнанию. Его наивные представления о свободе и справедливости были жестоко разрушены. Поэт ощутил, что значит попасть в царскую немилость. От него отвернулись многие представители высшего общества («питомцы наслаждений»). Это заставило его по-новому взглянуть на своих современников и почувствовать к ним презрение. Крушение идеалов серьезно сказалось на взглядах Пушкина, оно заставило его преждевременно повзрослеть и переоценить свою жизнь. Поэт понял, что проводил время в бессмысленных развлечениях. Он отрекается от мнимых друзей и «изменниц младых». В то же время он признается себе, что все-таки испытывал настоящие чувства, оставившие «глубокие раны» на сердце. Именно они – главный источник страданий, которые не дают автору покоя.

В целом в произведении «Погасло дневное светило» описан традиционный романтический образ одинокого морского путешественника. Его особая ценность в том, что Пушкин писал непосредственно на корабле и вообще видел море впервые. Поэтому стихотворение отличается очень глубоким личным отношением автора, который к тому же был реальным изгнанником, высланным со своей Родины.

Источник

Александр Сергеевич Пушкин Погасло дневное светило

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный.
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,

Минутной младости минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений,
Которым без любви я жертвовал собой,
Покоем, славою, свободой и душой,
И вы забыты мной, изменницы младые,
Подруги тайные моей весны златыя,
И вы забыты мной. Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви, ничто не излечило.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

ПОГАСЛО ДНЕВНОЕ СВЕТИЛО. Напечатано в «Сыне отечества», 1820 г., № 46, без подписи, с пометой: «Черное море. 1820 сентябрь». Посылая элегию брату для напечатания при письме от 24 сентября 1820 г., Пушкин сообщал, что написал ее «ночью на корабле» при переезде из Феодосии в Гурзуф. Этот переезд состоялся в ночь с 18 на 19 августа 1820 г.; следовательно, помета «сентябрь» — ошибочна. Подготовляя стихотворениие для своего сборника в 1825 г., Пушкин предполагал дать ему эпиграф: «Good night my native land. Byron».

Другие статьи в литературном дневнике:

31.05.2011. Александр Пушкин В кругу семей, в пирах счастливых
29.05.2011. Александр Сергеевич Пушкин Погасло дневное светило
28.05.2011. Александр Сергеевич Пушкин Няне
27.05.2011. Александр Башлачёв Вишня
25.05.2011. Иосиф Бродский Мне говорят, что нужно уезжать
24.05.2011. Святые равноапостольные Мефодий и Кирилл
15.05.2011. Цель поэзии — поэзия
13.05.2011. Леонид Губанов Молитва стихи
11.05.2011. А. С. Пушкин
10.05.2011. Николай Константинович Старшинов
09.05.2011. С Днём Победы 9 мая! Земной поклон нашим ветеранам
08.05.2011. Дорогие наши ветераны! С Праздником Победы!
05.05.2011. Ветеранов лишают электричества, воды. 4мая2011
03.05.2011. Фёдор Тютчев Люблю грозу в начале мая
01.05.2011. С 1 мая!

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Источник

Погасло дневное светило

А. С. ПУШКИН — Л. С. ПУШКИНУ

24 сентября 1820 г. Из Кишинева в Петербург

Кишинев. 24 сент. 1820.

Милый брат, я виноват перед твоею дружбою, постараюсь загладить вину мою длинным письмом и подробными рассказами. Начинаю с яиц Леды. Приехав в Екатеринославль, я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновенью. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашел меня в жидовской хате, в бреду, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада. Сын его (ты знаешь нашу тесную связь и важные услуги, для меня вечно незабвенные), сын его предложил мне путешествие к Кавказским водам, лекарь, который с ним ехал, обещал меня в дороге не уморить, Инзов благословил меня на счастливый путь — я лег в коляску больной; через неделю вылечился. Два месяца жил я на Кавказе; воды мне были очень нужны и черезвычайно помогли, особенно серные горячие. Впрочем, купался в теплых кисло-серных, в железных и в кислых холодных. Все эти целебные ключи находятся не в дальном расстоянье друг от друга, в последних отраслях Кавказских гор. Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видел великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной. Кавказский край, знойная граница Азии, любопытен во всех отношениях. Ермолов наполнил его своим именем и благотворным гением. Дикие черкесы напуганы; древняя дерзость их исчезает. Дороги становятся час от часу безопаснее, многочисленные конвои — излишними. Должно надеяться, что эта завоеванная сторона, до сих пор не приносившая никакой существенной пользы России, скоро сблизит нас с персиянами безопасною торговлею, не будет нам преградою в будущих войнах — и, может быть, сбудется для нас химерический план Наполеона в рассуждении завоевания Индии. Видел я берега Кубани и сторожевые станицы — любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности! Ехал в виду неприязненных полей свободных, горских народов. Вокруг нас ехали 60 казаков, за нами тащилась заряженная пушка, с зажженным фитилем. Хотя черкесы нынче довольно смирны, но нельзя на них положиться; в надежде большого выкупа — они готовы напасть на известного русского генерала. И там, где бедный офицер безопасно скачет на перекладных, там высокопревосходительный легко может попасться на аркан какого-нибудь чеченца. Ты понимаешь, как эта тень опасности нравится мечтательному воображению. Когда-нибудь прочту тебе мои замечания на черноморских и донских казаков — теперь тебе не скажу об них ни слова. С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма. Морем приехали мы в Керчь. Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я — на ближней горе посереди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных — заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни — не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землею — вот все, что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками; какой-то француз прислан из Петербурга для разысканий — но ему недостает ни денег, ни сведений, как у нас обыкновенно водится. Из Керча приехали мы в Кефу, остановились у Броневского, человека почтенного по непорочной службе и по бедности. Теперь он под судом — и, подобно Старику Виргилия, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он не умный человек, но имеет большие сведения об Крыме, стороне важной и запущенной. Отсюда морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды, в Юрзуф, где находилось семейство Раевского. Ночью на корабле написал я Элегию, которую тебе присылаю; отошли ее Гречу без подписи. Корабль плыл перед горами, покрытыми тополами, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения; он остановился в виду Юрзуфа. Там прожил я три недели. Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою; снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель Екатерининского века, памятник 12 года; человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества. Старший сын его будет более нежели известен. Все его дочери — прелесть, старшая — женщина необыкновенная. Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, — счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение, — горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда — увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского. Будешь ли ты со мной? скоро ли соединимся? Теперь я один в пустынной для меня Молдавии. По крайней мере пиши ко мне — благодарю тебя за стихи; более благодарил бы тебя за прозу. Ради бога, почитай поэзию — доброй, умной старушкою, к которой можно иногда зайти, чтоб забыть на минуту сплетни, газеты и хлопоты жизни, повеселиться ее милым болтанием и сказками; но влюбиться в нее — безрассудно. Михайло Орлов с восторгом повторяет . русским безвестную. я также. Прости, мой друг! обнимаю тебя. Уведомь меня об наших. Всё ли еще они в деревне. Мне деньги нужны, нужны! Прости. Обними же за меня Кюхельбекера и Дельвига. Видишь ли ты иногда молодого Молчанова? Пиши мне обо всей братье.

* * *
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный.
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений,
Которым без любви я жертвовал собой,
Покоем, славою, свободой и душой,
И вы забыты мной, изменницы младые,
Подруги тайные моей весны златыя,
И вы забыты мной. Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви, ничто не излечило.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Другие статьи в литературном дневнике:

30.09.2015. На говне сметану собираете?
29.09.2015. Мой Есенин. Часть третья. Родные мои! Хорошие.
28.09.2015. Мой Есенин. Часть вторая. Больно и тошно
27.09.2015. Мой Есенин. Часть первая. Эпоха умерщвления
26.09.2015. Это был золотой век
25.09.2015. Многие люди называли себя его друзьями
24.09.2015. Погасло дневное светило
23.09.2015. Вот пишу, а слезы душат и капают
22.09.2015. И словно жар — по угольку
18.09.2015. Человеческая жизнь начинается и кончается слезами
17.09.2015. Памяти Юрия Визбора
09.09.2015. Произведение искусства равно своему создателю
08.09.2015. Еще не смерть, а упражненье в смерти
06.09.2015. Вещичка
05.09.2015. Живи по привальному, дверь отворя
04.09.2015. Поэты военной поры. Георг Тракль
03.09.2015. А как на речке был он на Фонтанке
02.09.2015. Не отнимайте у женщин сигареты.
01.09.2015. Арчибальд Арчибальдович, водочки бы мне.

Источник